ПАМИРСКИЕ ПИСЬМА КАПИТАНА ЗАЙЦОВА
- 11 -
Ужасная драма разыгрывается тогда в душе человека, он весь сосредоточен на одном существе, все мысли его там, далеко, далеко, около его дорогого кумира, он не может, не в состоянии ни работать, ни мыслить ни о чем другом, кроме как о ней, которую одну любит больше всего на свете. И вот он, как Прометей, прикованный железными цепями, рвется и не может вырваться туда, куда зовет его этот дорогой ему образ. Сердце его обливается кровью и злая разлука, как древний ворон, клюет и терзает его на части. Такая вот буря клокотала в душе Лосева с самого дня выступления его из Маргелана». (Стр. 165-166).          
Не стоило бы тормошить прочно забытого автора, человека, безусловно, несчастного, да уж больно нагляден пример, как настырная подмена жизни произвольной книжностью, поначалу вроде бы невинная – не любо, не слушай! – со временем неотвратимо приносит зловещие плоды.          
По иронии судьбы, единственный человек в ту пору на Памире, чем-то подобный прикованному Прометею, был опять-таки капитан Зайцов. |
       
Василий Николаевич Зайцев, 1894 год |
    Служба-разлучница
Да, единственный человек на грозящем войною Памире 1893-94 годов, как бы прикованный неотлучно к этой горной азиатской полупустыне, был русский капитан Василий Зайцов, он же Зайцев по всеобщей привычке.
На десятом году супружества, счастливого, хотя не безоблачного (жена болезненна – нервы), растя восьмилетнюю дочь и мечтая о сыне, уже тяготясь службою, которую высоко ставил и нес истово, Василий Николаевич с немалым усилием над собою отправился на Памир, дабы достойно завершить свой послужной список, заодно поправив и денежные дела (ведь хворь достатку не способствует). И одною из первых сверхслужебных забот на Памире стало для него стремление семейных офицеров на побывку домой, благо поводы для этого просматривались. Ему ли было их не понять!
«Б.А. Рукин дошел до меня благополучно и привез твой ящик с печеньем так, как сделана надпись: «хрупкое» – осторожно. Спасибо, родная моя. Теперь на каждую вещь, сделанную твоими руками, смотрю, как будто ты сама предо мной с твоими вечными хлопотами и заботами обо мне»… (3.V.1893 г. Урочище Сары-таш на Алайск. долине).
|
«Поцелуй наших степенных и малых и кланяйся товарищам, а со мной делай что хочешь, чувствую, что без тебя мне жизнь тяжела, мое золотое сердце. Женю благословляю». (23.VI.1893 г.).          
Уже через три дня по прибытии в Шаджан, отправился по каким-то своим безотлагательным делам поручик Рейфельд «за покупками для Шаджанского отряда» (то-то у Кузнецова не было своих офицеров!). Разного рода неудобств и неприятностей перепало Василию Николаевичу предостаточно от этих командировок; кто-то путал и забывал порученное, обратно опаздывали почти все, а один из командированных даже попал под арест в Маргелане за пьяный дебош, и был отчислен из Отряда. Однако дома побывали все нуждающиеся, иные дважды. К тому же за полтора года до половины его офицеров сменилось.          
«Милая, родная Олюра! Сегодня командирую на свидание с женами двух своих юнцов: Вас. Ив. Медведева для сдачи ружей 2 роты в 4 батальон и Кивекес за мелочами в Маргелан… К осени хочу командировать Вахнина и, таким образом, дать вздохнуть всем семейным, благо это зависит от меня. Подумает ли также кто-нибудь обо мне, не знаю»… (27.VI.1893 г.).          
Знал, знал Капитан, ему ли не знать, сколь сурово подумано о нем и в Инструкцию записано: единого шагу с Памира не смел ступить он без разрешения на то Командующего войсками округа! Каковое разрешение испрашивать – кому же в голову взбредет?! И самоволить немыслимо, любое происшествие пустяковое в твое отсутствие – тяжкой виною будет тебе поставлено и оправданий не примет никто!.. И соблазнила Василия Николаевича простая такая мысль: зазвать жену к самой границе своих владений в урочище Бор-доба, ровно половина пути от города Оша и дорога там, через Гульчу колесная, разработана сносно!
|
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27
НА ГЛАВНУЮ
|
|